России нужна команда «Вольно!»

Человек в эпоху тоталитаризма. Записки писателя о свободе.

Людмила Улицкая , писатель:»Есть такое древнее китайское проклятие: «Чтоб ты жил во времена перемен». Это и есть наше время. Думаю, что перемены, происходящие сегодня и в человеческой внешней жизни, и в его сознании, — большие, чем когда бы то ни было. Я отдаю себе отчёт в том, что полмира, люди, испытывающие сегодня отчаяние, ненависть и ужас, сидящие на границах в надежде на спасение за чужой счёт, и те, кто сидит в окопах или секретных убежищах и клепает взрывные устройства, так не думают. Но то время и место, которые достались мне, та судьба, которую неведомый попугай неведомого шарманщика мне вытянул, невероятно интересны именно благодаря переменам, которые я наблюдала последние 70 лет.Я не могу сказать, что я и есть свободный человек. Но жизнь моя сложилась так, что я шла по пути возрастания свободы — и внешней, и внутренней. Говорить об этом особенно сложно сегодня, когда колоссальный и всеобъемлющий кризис, охвативший мир, является по преимуществу кризисом понятийным. В некотором смысле мы снова стоим по колено в руинах Вавилонской башни.Глубина непонимания — пропасть, бездна БЕЗ ДНА! Потерян язык, на котором говорили. Никто друг друга не понимает. Об этом Оруэлл написал — слова утрачивают изначальные смыслы, а смыслы потеряли свои словесные определения: война — мир, любовь — ненависть. «Многа букафф!» — кричит потерявшийся человек. Свобода в такие времена означает преступление.Моя жизнь протекала в те времена, когда свободный человек казался безумцем, юродивым, самосожженцем или просто дураком.Быть свободным значило быть преступником. Это было время коммунистического тоталитаризма. Коммунистический тоталитаризм закончился, начался другой, название ему пока не придумали. Умные учёные люди напишут книги, найдут место в Википедии для статьи «о нашей и вашей свободе». С этим лозунгом вышла на Красную площадь молодая женщина с коляской в августе 1968 года. В эти дни Советская армия-освободительница второй раз вошла в Прагу: первый раз — освобождая от фашизма, второй — когда чехи чуть-чуть зашевелились в надежде выйти из-под той свободы, которую принёс СССР Восточной Европе. Мне было тогда 24 года. Наташе Горба­невской, моей подруге, — на семь лет больше. Хотя мы с ней дружили много лет, я была одной из слушательниц её стихов, также я получала от неё машинописные листки с «Хроникой текущих событий», самиздатскими последними известиями, которые Наташа придумала и составляла до своего ареста. Тогда я понимала, что она причастна к этому изданию, напечатанному на папиросной бумаге, но мне и в голову не приходило предложить ей свою помощь.Граница моей свободы проходила именно на этом месте — прочитать и знать.Знать — в этом тоже была своя смелость. Мимоходом замечу, что законодательство тех лет предписывало доносительство, а «недоносительство» само по себе каралось законом.Таким образом, не написать донос на родственника, знакомого или сослуживца уже было преступлением. Говорят, что в архивах КГБ хранилось 4 миллиона доносов. Выводы делайте сами.Судьба Наташи Горбаневской известна — она провела больше года в психбольнице тюремного типа, а это гораздо хуже, чем лагерный срок, который получили остальные шесть человек, вышедшие тогда на площадь. Это были семеро свободных. Свободных в ту пору было очень мало. Здесь уместно пару слов сказать о поколении воевавших. Их сегодня почти не осталось. Но я знала многих прекраснейших. Это были люди большой личной смелости, и все они не любили вспоминать о войне: слишком тяжело, кровь, страх, жестокость, смерть… Все были не штабные люди, а рядовые, прошедшие госпиталя, а кто и плен. А некоторые — ещё и послевоенные лагеря. Один такой человек жил в соседнем доме — Лев Копелев…Были ли они свободными людьми? Не могу сказать с уверенностью. Но с уверенностью скажу: они были первыми, кто понял степень своей несвободы.И это важная точка: свобода начинается с осознания собственной несвободы. Тысячи и миллионы людей жили, испытывая большие лишения: бедность, голод, разруху, унижения… Война вернула победителям чувство собственного достоинства. Победители больше не хотели терпеть унижений. Они были в каком-то смысле первыми, кто свободными ещё не был, но уже затосковал о свободе.Первыми об этом думали люди искусства. Они и были самыми свободными. Среди них были и те, кто вернулся с войны, — и Шаламов, и Солженицын, и Копелев, и Даниэль, и Сидур, и Неизвестный… Художники и поэты Лианозовской группы — Кропивницкий, Рабин, Сапгир. Были и музыканты — Мария Вениаминовна Юдина, Рихтер, Шостакович, терзаемый начальством. Они реализовывали свою свободу как могли. Великие учителя и мученики советской жизни. 

О самиздате не буду говорить, хотя тема огромная.

«Хранение и распространение» — это статья в Уголовном кодексе, за это сажали.Но рисковали, перепечатывали и передавали — это и была реализация свободы.Никто не знал, что такое свобода. Для одних — религиозная, для других — художественная, для третьих — желание освобождения от ежедневной тотальной лжи, идеологии, которая была обязательной. Разного рода бунты. От самых идейных до самых материальных.Восстание рабочих в Новочеркасске.Восстания в лагерях — уже в послесталинское время.Все это был поиск и требование свободы.

Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»

Кончилась советская власть не потому, что диссиденты её свалили. Она сама упала, исчерпав свой ресурс.

По этой причине все раздражённые разговоры, что диссиденты виноваты в падении прекрасной советской власти, — сплошная глупость. Социалистическая экономика не потянула, долго пыталась соревноваться: «нельзя ждать милостей от природы», «догоним и перегоним», «повернём течение рек», «на пыльных тропинках»… (Одно дело, правда, получилось — называется «спутник», называется «Гагарин».)

Именно с этой точки наша лодка стала тонуть.

И в 1991 году все развалилось, как по волшебству, — никто этого не предвидел, никто не ожидал. Даже святая пророчица Ванга… Власть КПСС рухнула — и в это было невозможно поверить!

Это был очень важный момент жизни общества.

КПСС выпустила власть из своих ослабевших рук. Революция оказалась чрезвычайно бархатной — три парня погибли возле Белого дома.

Не триста и не триста тысяч.

В России привыкли жертвы либо вовсе не считать, либо считать на миллионы.

В 1991 году настала свобода. Но свободных людей не было.

Или было слишком мало, чтобы удержать её. И никто тогда не догадывался, что не бывает свободы без свободных людей. Мои друзья были в большом воодушевлении. Они стояли на той площади — все. А я не стояла на той площади — ноги мои туда не шли. «Я буду с вами, когда проведут люстрацию и запретят Коммунистическую партию», — говорила я.

Этого не произошло.

Произошло самое худшее из всего, что могло быть, — волей народа, привыкшего к «твёрдой руке», власть от партии перешла к КГБ. Это был условно свободный выбор условно свободных людей.

Последующее десятилетие реализовался сценарий довольно редкий, но не уникальный. Некоторый образ двоевластия известен давно: есть власть официальная, и есть тайная полиция, которая на эту власть работает. И восходит это разделение власти непосредственно к Платону.

 Напомню. По Платону, в идеальном государстве имеются три сословия:

• земледельцы-ремесленники (о рабочем классе ещё речи не было),
• стражи (воины, охраняющие порядок в государстве)
• и философы-мудрецы, которые управляют государством.

Власть, таким образом, имеет два этажа: высший (в виде мудрых правителей) и низший (в виде стражей).

Эта композиция просматривается во всех государствах, и теоретическое обоснование ей даёт именно Платон, изобретатель античного социализма.

Стражники как сословие обеспечивали стабильность общества, но лишены были каких бы то ни было материальных преимуществ. Более того, они не имели своего жилья, жили в казармах, кормились от населения (род налога, взимаемого с сословия ремесленников и земледельцев).

Бескорыстие службы стражей подчёркивалось правилом, согласно которому они не только не получали вознаграждения за службу, но даже не имели права прикасаться к золоту и серебру! Семьи своей они тоже иметь не могли, но у них были общие жены и общие дети. (Разумеется, речь идёт не о реальном государстве, а той фантазии Платона, которая касалась идеального государства.)

Эти бравые спортивные ребята должны были обладать свойством (цитирую)«…породистых собак… их свойство — быть как нельзя более кроткими с теми, к кому они привыкли и кого знают, но с незнакомыми — как раз наоборот».

Так великий философ античности заложил основы тайной полиции.

Она была силой на службе правителей, которые теоретически должны быть мудрыми философами. Властей, таким образом, было две: «условно» законодательная, высшая, и условно «исполнительная», «стражи порядка». Вторая была в подчинении у первой, но в истории время от времени происходили такие революционные события, когда «стражи» узурпировали власть и становились единственной силой, управляющей государством.

Философы, мудрецы и аристократы в этом месте спотыкались о созданный ими же самими порог.

Дело в том, что придуманное Платоном государство было государством справедливости. Все граждане должны были быть честными, а ложь — строго караться. Воспитание граждан на этом основывалось. Но было только одно исключение. Цитирую Платона: «Правителям нередко придётся прибегать ко лжи и обману — ради пользы тех, кто им подвластен». Общечеловеческая мораль — не для правителей. Все, что направлено на благо государства, — разрешено. Здесь было заложено начало того, что впоследствии будет называться политикой.

Из этого рождается возможность бунта стражей против правителей. В тот момент, когда кто-то решит, что знает, в чем именно состоит благо государства. Или будет преследовать какие-то иные цели. Ведь речь идёт вовсе не об идеальном, никогда не существовавшем государстве Платона, да и принцип бескорыстия и безвозмездного служения реализуют в нашем мире отдельно взятые святые, безумцы, с точки зрения «естественного» человека.

Вот и в нашей стране никакого такого бунта не произошло. Произошёл тихий переход власти из рук президента в руки его преемника, представителя «стражей».

О чем, собственно, идёт речь? Нужна ли она, эта свобода?

Свобода предполагает ответственность.

Ответственность — тяжёлый груз.

Далеко не каждый человек готов принять на себя груз ответственности за свои поступки.

Структура, предложенная Платоном, отказывает частному человеку в праве на свободу. Государство лучше знает, как жить частному человеку. И человек с этим соглашается — меняет свою свободу на государственные гарантии.

Речь идёт об отказе от собственной воли, о полном подчинении авторитету отца, начальника, государства, вождя в конечном счёте. О добровольном или недобровольном отказе человека от свободы. Отказе от личности.

В истории ХХ века есть несколько грандиозных примеров, показывающих, как осуществляется процесс расчеловечивания, утраты личности под давлением продуманных и сатанински построенных сценариев.

Первый из них — детально разработанная инновация по уничтожению личности — был реализован в нацистских лагерях смерти во время Второй мировой войны. Об этом написана потрясающая книга The Informed Heart («Просвещённое сердце») венским психологом Бруно Беттельгеймом, евреем, попавшим в нацистские лагеря ещё в то время, когда они не были лагерями смерти, а фашисты только тренировались в воспитании «рабской» рабочей силы.

Книга, которую я прочитала в 70-х годах, глубоко меня поразила.

Пробыв в лагерях Дахау и Бухенвальд 11 месяцев в 1938–1939 годах, Бруно был освобождён по амнистии, объявленной в честь дня рождения фюрера. Эти 11 месяцев Б. Б. спасался профессиональной деятельностью, наблюдением за происходящим. В своей книге, написанной через 20 лет после этого события, Б. Б. формулирует шесть правил по превращению человека в «биомассу без личности, воли и чувств».

Мне эти наблюдения психолога представляются столь важными, что я их приведу ниже:

1. Бессмысленная работа (рытье канавы руками, когда рядом лежат лопаты; выкапывание и последующее зарывание ям). Такая работа не только не даёт удовлетворения, но унижает человека.
2. Обязанность выполнения взаимоисключающих правил (потрясающий пример — в казарме у всех одеяла в косую клетку, и застелить койки надо так, чтобы общий узор клеток сохранился. При этом на утренние сборы даётся 20 минут, и технически невозможно произвести такую геометрическую заправку постелей). Невыполненное задание влечёт за собой наказание, которого могут и не дать, но чувство вины за невыполненное задание остаётся у всех участников этой хитроумной игры.
3. Принцип коллективной ответственности (размывается чувство личной ответственности, все начинают следить друг за другом).
4. Внушение установки, что от заключённого ничего не зависит (история с чехами, которых ставят в привилегированные условия, потом отправляют на самую тяжёлую работу, потом возвращают в наилучшие условия — происходит полная дезинтеграция, эти люди погибли первыми).
5. Заставить людей делать вид, что они ничего не видят и не слышат («Всё знаем, но делаем вид…»).
6. Заставить человека перейти «последнюю черту» (потрясающий пример с закапыванием заключёнными друг друга).

Это универсальная сатанинская история, в деталях она совпадает с некоторыми фрагментами рассказов Варлама Шаламова о ГУЛАГе.

…Я знаю трёх еврейских авторов, психиатров — австрийцев Бруно Беттельгейма и Виктора Франкла и итальянца Примо Леви, — которые рассказали миру о нацистских лагерях. Двое из них, пережив испытания лагерей, в конце жизни покончили самоубийством. Есть, наверное, такое знание, с которым трудно жить.

Проблема превращения человека в «биомассу» не исчезла, она приобрела в наше время новые оттенки.

Эта человеческая биомасса представляет собой плотный муравейник, отказавшийся от личной свободы — собственно, от личности — добровольно, в обмен на удобства и гарантию безопасности.

Заключивший это неявное соглашение человек отказывается от поиска смысла — он готов принять предлагаемые ему формулы без размышления, с полным доверием к авторитету — учителя, начальства, государства.

Что именно происходит с человеком, когда он добровольно отдаёт свою свободу принимать решения в руки другого человека, авторитетного человека?

Каков механизм этого подчинения, где его корни и можно ли этому противостоять?

В 60-х годах прошлого века Стэнли Милгрэм, автор книги «Подчинение авторитету», провёл серию психологических экспериментов, сильно изменивших наши представления о свободе воли и о морали.

Эксперимент был задуман столь умно, что испытуемые не знали, что именно их поведение подвергается исследованию.

Участники были разделены на две группы: «учеников» и «учителей». «Учителя» полагали, что исследование проводится над «учениками», которых изображали нанятые актёры. «Учителям» было предписано назначать удары электрическим током «ученикам», которые должны были решить некоторую филологическую задачу, причём за каждую следующую ошибку сила удара тока должна была постепенно возрастать — от 20 до 360 вольт.

Никакие удары тока в реальности не производились, «учитель» нажимал кнопки с обозначением все более высоких значений напряжения и слышал сначала вскрики, потом вопли и просьбы «учеников» немедленно прекратить эксперимент.

Задачей этого эксперимента было выявление предела, до которого испытуемые «учителя» будут подчиняться авторитету экспериментатора, в какой момент «учитель» испытает моральный дискомфорт от осознания, что он причиняет «ученику» сильную боль. Или не испытает вообще…

В сущности, речь шла о моральном пороге «неподчинения»…

Кадр из фильма «Экспериментатор»

В связи с этим не могу не вспомнить и мой собственный жизненный опыт: я, восемнадцатилетняя девочка, мечтающая поступить на биофак, не прошла по конкурсу в МГУ и устраиваюсь на работу лаборантом в научную лабораторию. Робко вхожу. Моя будущая руководительница стоит перед химическим столом, перед ней чашка Петри и станок, на котором она отрезает головки новорождённым крысятам. Они розовые, слепые, голые, без шерсти.

Руководительница даёт мне в руки ножницы и говорит: «На, попробуй, у тебя получится».

Взять в руки крысёнка — преодолеть врождённую брезгливость, отрезать головку — отрезать в себе самой какой-то орган, названия которому я не знаю. Задержав дыхание и собрав все силы, отрезаю головку. Меня принимают!

Этот эпизод я описала в романе «Казус Кукоцкого».

Там очень важная тема среди прочего — о медицинской этике.

И тоже тема не слабая — аборты.

Мой доктор Кукоцкий выступал за легализацию абортов. Именно тогда я лично столкнулась с этой самой темой — принятия решения. Я голову крысёнка отрезала и последующие два года этим и занималась.

Мотивация была очень сильная: мы занимаемся наукой, изучаем гидроцефалию. Научившись делать модель гидроцефалии на крысах, мы поймём механизмы этого заболевания и научимся это заболевание лечить у человеческих детёнышей…

Милгрэм ставил эти эксперименты, меняя место их проведения, некоторые условия и детали. Ему хотелось выяснить: почему испытуемые люди под воздействием авторитета, которым в данном случае был исследователь, оказываются способны на жестокость, совершенно не свойственную им в частной жизни? Сколько страданий готовы причинить обыкновенные люди другим, совершенно невинным людям, когда причинение боли входит в их рабочие обязанности?

За несколько дней до начала эксперимента Милгрэм попросил коллег-психологов и психиатров дать прогноз — сколько испытуемых-«учителей» будут, несмотря на вопли и просьбы «учеников» прекратить эксперимент, увеличивать напряжение разряда до максимального предела, пока их не остановит экспериментатор.

Психологи предположили, что так поступят от одного до двух процентов испытуемых.

Психиатры предположили, что лишь один из тысячи повысит напряжение до максимума.

Стэнли Милгрэм. Викимедиа

Полученные результаты поразили даже самого Милгрэма. Большинство испытуемых подчинились указаниям руководившего экспериментом учёного и наказывали «ученика» электрошоком даже после того, как тот переставал издавать звуки и можно было предположить, что «ученик» потерял сознание. Результаты эксперимента показали, что

необходимость повиновения авторитетам укоренилась в нашем сознании настолько глубоко, что испытуемые продолжали выполнять указания, несмотря на моральные страдания и сильный внутренний конфликт.

«Это исследование показало чрезвычайно сильно выраженную готовность нормальных взрослых людей идти неизвестно как далеко, следуя указаниям авторитета», — заключил Милгрэм.

Теперь попробуем совместить две картинки: эксперимент Милгрэма и типовую ситуацию восемнадцатилетнего парня, призванного на военную службу. Сам Милгрэм опирался на интервью американских солдат, участвовавших во вьетнамской войне и в некоторых других американских военных операциях.

Я подчёркиваю, таким образом, универсальный характер происходящего.

Речь идёт о выработке механизма подчинения, который запускается с момента получения повестки. Принятие присяги «верности» играет ту роль, которую играла инициация в древних культурах, символизирующая переход юноши в разряд «воинов».

Замкнутое пространство военной части отрезает возможность общения с иными конкурирующими авторитетами — родителями, священниками, учителями. Главный и единственный авторитет — старший офицер. Строевая подготовка, колонны и шеренги, двигающиеся как автоматы, внушают чувство единства, общей задачи уничтожения врага и растворения «личного» в «общественном».

Подчинение имеет прочную основу в сознании, снимает внутренние конфликты.

Солдату сказали, что он убивает за правое дело и прежние человеческие ценности здесь не имеют никакого значения. Подчёркиваю: я пересказываю сейчас книгу, написанную в 70-х годах прошлого века американцем! Идёт война, и обычные люди совершают такие действия, в сравнении с которыми описанные в эксперименте «учителя» выглядят ангелами. И вот война заканчивается, и не по той причине, что солдатики прозревают и перестают убивать противников, а вследствие изменения государственной политики.

Человек, принимавший участие в массовых убийствах себе подобных, возвращается к мирной жизни, заканчивается авторитет старшего офицера, и большинство демобилизованных в мирной жизни находят себе новые авторитеты, которые снимают с людей ответственность за поступки.

Милгрэм заключает: «Парадоксально, что именно такие добродетели, как верность, дисциплина и самопожертвование, которые мы так ценим в человеке, создают разрушительные механизмы войн и привязывают людей к бесчеловечным системам власти».

Это реальная ситуация в жизни современного человека: авторитет говорит одно, а совесть — другое.

Свобода как раз в том и заключается, что человек берет на себя ответственность решать жизненные вопросы разной сложности, исходя из собственных представлений о мире, а не из указаний авторитетов разных рангов. А создание собственных представлений — трудная пожизненная работа приобретения знаний и освоения человеческой культуры.

Но именно эта работа и делает нас свободными.

Фото: Петр Саруханов Источник: novaya.no